Глава 10

Сколько он пробыл в беспамятстве, Сергей не знал. Страх, животный ужас, державший его в напряжении, куда-то исчез, испарился. Должно быть еще нашим далеким предкам, в каком-нибудь каменном веке, природа заложила в функцию организма подобный обморок, чтобы не остановилось, не взорвалось сердце от ужаса, который не в состоянии выдержать человек.

Если бы у Деньгина имелся план пещеры, то этот участок в разрезе был бы очень похожим на перевернутую букву «Г». В нижней поперечине ее, на спине лежал Сергей. Сам ход был настолько узок, что плечи его касались сырых, покрытых тонким налетом глины, стен. Потолок, как бы, давил на грудь. Если бы не узкая трещина, уходящая вверх посередине потолка, голова его не вместилась бы в этот низкий, приплюснутый ход.

«Черт побери! В собственный гроб втиснулся. Ни влево, ни вправо, ни вперед, ни назад! Тут мне и полный п…ц!» – однако эта паническая мысль не вызвала того ужаса, который охватил его недавно. Ну, что ж. Раз уж так получилось. Видно – судьба! Организм, в свою очередь, никак не хотел согласиться с такой судьбой, и мозг усиленно перебирал варианты спасения. Хотя их, этих вариантов, было не много. «Надо выбираться, Надо выбираться. Как-то, надо выбираться», – назойливым дятлом долбилась в голову одна мысль, один единственный вариант.

Прямо над его лицом уходила вверх метров на пять – шесть щель, даже не щель – трещина. В самом верху, там, где она сходилась, заклинилось несколько плоских камней. Это единственное, что мог видеть Сергей – ни развернуться, ни повернуть головы он не мог. В трещину клубами уплывал пар от его дыхания и росой оседал на холодных стенах.

От жуткого сознания безвыходности положения, обреченности, в голове вновь поплыл туман, щель, с клубами пара и висячими камнями, потеряла ясные очертания.

«Замурован! Погребен, заживо погребен! Назад… быстрее назад! Прочь! Скорее из каменного склепа! Прочь из могилы! Умирать здесь, в сыром склепе? Долго и нудно умирать? Ой, мамочки! Не хо-о-чу!»

Слезы, обыкновенные мужские слезы стекали к затылку, оставляя на измазанном глиной лице светлые дорожки. Но Сергей не видел ни этих светлых полос, ни самих слез. Он даже не осознавал, что плачет! В пределах узенького хода он извивался, пытаясь оттолкнуться руками, ногами, ягодицами, чтобы хоть немного продвинуться. Чтобы только почувствовать, что может… что, в принципе, возможно, выбраться отсюда.

Вот он на секунду приостановился, глубоко, взахлеб, глотнул воздуха, дико закричал:

– А-а-а! – и резко дернулся к выходу.

От его нечеловеческого крика, камень, тысячи… миллионы лет, одиноко висевший вверху расщелины, сорвался и, набирая скорость, полетел вниз. Это был хороший камень: плоский, величиной с добрую сковороду и весом в несколько килограммов.

Сергей оцепенел, и только кровь толчками пульсировала в висках. Ему безумно захотелось зажмуриться, как в детстве, спрятать голову под одеяло, но широко открытые глаза сами, с ужасом и непонятным любопытством, разглядывали приближающийся камень.

«Как у винтовки: планка – мушка – цель! Трещина – камень – лицо! Мое лицо! Тяжелый диск, неминуемо, острым ребром в лоб! Влип, сука! Ну и хорошо, ну и пусть. Раз – и все! Лучше уж так. Один конец…»

Освещенный слабым светом карманного фонарика, словно в замедленной киносъемке, чуть покачиваясь, постукивая о стены, падает камень. Деньгин видит острый, как нож, край с неприятной, рваной зазубриной, серовато-светлый скол и, прилепившийся на нем, миниатюрный сталактит.

Камень все ближе, вот он уже рядом; маленький сталактит на остром конце увеличивается до невероятных размеров, расплывается, теряет ясные очертания.

Сказывают, в последнее мгновение, человек вспоминает всю свою жизнь, до мельчайших подробностей! Но, вероятно, у Сергея был еще не вечер, не последний звоночек, так как ничего путного из своей жизни он не вспомнил. Просто в голове страх, едва не ужас, и единственная мысль: «Блядь! Сука! Пропал, на хер!»

В последний момент Сергей зажмурился и, насколько это оказалось возможным, повернул голову влево, скребнув носом о потолок.

Это и спасло его!

Камень, со скользом, ударил в правую щеку, и, успокоенный, удобно пристроился между плечом и шапочкой Сергея.