Глава 10

Тропинка, нет! уже не тропинка – тропа, широкая тропа, разбитая копытами лошадей из сумрачного леса выползла на поляну.

Господи! красота какая! Долина Балыктык-хема раздвинулась, тайга отступила к подножью гор, сама река радостно поблескивала в лучах заходящего солнца!

И юрты! Жилое место! Вдоль реки, на невысоком зеленом берегу, стоит несколько юрт. Над ними жиденький дымок. Радость-то! И человек. Возле юрты стоит человек, приложив ладонь козырьком над глазами, смотрит в нашу сторону. О, боже! На лугу пасутся кони. Не дикий табун, а обыкновенные, тысячи лет назад прирученные человеком. Штук пять-шесть их мирно пасутся… Ну совсем идиллия! Вроде, набрели на небольшую деревушку в средней полосе России, только на перекате неумолкающий шум Балыктык-хема, только мрачная тайга по берегам, только заснеженные вершины высоко в горах, на перевале.

Все! Мы победили! Мы одолели тебя грозное нагорье Сангилен! Нагорье, где зарождается левый рукав могучего Енисея. Бесконечная радость переполняет нас. От счастья хочется петь, кричать, плакать, плясать! Но, под тяжелыми рюкзаками не попляшешь, и мы лишь немного ускоряем ход.

Хотя это еще не конец экспедиции. Еще предстоит дикий переход длиною в шестьдесят километров. Но рюкзаки будут катиться на лошадях (которых мы наняли, вместе с проводником), а мы будем вышагивать налегке, любуясь природой, собирая по пути сочную, темно-фиолетовую голубику и кедровый орех. Еще будет многодневное сиденье на аэродроме села Кунгуртук (прихватило-таки нас осеннее ненастье). Еще будет незабываемый перелет на пограничном самолете АН-2 в Кызыл.

Доски с иероглифами, на которые Коренев дышать боялся, будут переданы в Новосибирский Академгородок. В спелеоклуб потом возвратятся гипсовые слепки и приблизительный перевод (точного перевода сделать было невозможно, поскольку для построения полного текста не хватало еще одной доски. Если бы я тогда догадался, что изначально были изготовлены три доски, вмещающие текст, да лучше бы я еще поискал в округе. Вдруг бы нашел и третью?). Но, тем не менее, текст надписи гласил, что это место, вероятнее всего хребет Хорумнуг-Тайга (ибо там я нашел их) является пограничной зоной между Монголией, Джунгарией и еще кем-то! Все-таки прав оказался Коренев – не были доски письмом родственнику, другу или любимой девушке!

Но все это будет потом. А сейчас мы твердо знаем одно: мы победили тебя Сангилен!

* * *

Опять земляной пол, прикрытый кошмой. Конфеты, баурсаки… Большой котел, вмонтированный в железную печь, полный кипящего соленого тувинского чая. Благодать!

Алексей, хозяин юрты, приглашает к «столу». Медленно, радуясь жизни, потягиваем чай, разговариваем. Алексей – явно монгол, не тувинец! Узкое, заостренное книзу лицо, узкий разрез глаз. Колючий, изучающий взгляд, Черные, словно стальная проволока, крепкие волосы.

– Алексей, нам бы поужинать.

– Можно, это можно. Отчего нельзя? Только, товарищи, мяса нету. Совсем – совсем немного, нисколько не имеется…

– У нас есть.

– Хорошо, тогда и сварим. Лагман сварим, маленько-маленько.

– Нам бы не маленько, нам бы побольше, – сделал заказ Гутов.

– Ага-ага… побольше, маленько варить будем.

Алексей вынул откуда-то широкую фанерную доску, насыпал на нее муки и долго тер и раскатывал тесто. Потом раскатал его тонкие сочни и острым охотничьим ножом нарезал настолько тонкую и длинную лапшу, что я не уверен: справилась бы раскаточная тестовая машина с такой работой.

– Ты, пока, – мотнул головой в мою сторону Алексей, – мясо порежь мелкими кусками. Маленько хорошо будет!

Я накрошил кусок маральего мяса на мелкие части:

– Так пойдет?

– Ага, ага. Пойдет, маленько. Хо-ро-шо…

После этого, не говоря лишних слов, Алексей забрал у меня мясо и разрезал каждый маленький кусочек еще на три части. Как он, разрезая на доске мясо, с барабанной дробью утренней побудки, не отхватил себе пальцы – для меня загадка до сих пор.

– Вот и хорошо. Вот и все готово. Сейчас мало-мало запустим в кумган и варить станем.

Алексей, видимо, не доверял такое ответственное дело, как варка пищи, жене. Она тут же ходила по юрте, занималась другими домашними делами, но к печке даже не подходила.

Жаркий огонь трепетал в печи. Сухие сосновые дрова горели с легким потрескиванием. Вода в котле закипела почти сразу.

Ну, вот! Сейчас запустим продукты и через полчаса, при таком огне – ужин. Что ж он делает? Куда такое годится? Разве ж можно?

Алексей взял веник, стоящий у плиты. Какой там веник!? Обыкновенную метлу, собранную из березовых веток. Хорошо, хоть без держака! И… начал этой метлой шуровать по стенкам и днищу котла! Отскребал старую пищу? Откуда там старая пища, если буквально несколько минут назад он вылил из него желто-коричневый чай в большое ведро и пристроил рядом в печуркой, чтобы не остывал! Значит – котел чист! На хера в него метлой лезть. Но я промолчал. Хозяин все-таки! Ну, а со своим уставом в чужой монастырь не суются. Подождем. Алексей отставил метлу в сторону и, ухватив котел за бока выплеснул воду за порог. Пламя на секунду выскочило в прорезанное для котла отверстие наполнив юрту вкусным сосновым дымом. Дым секунду пощекотал глаза и устремившись к потолку, исчез там, растворился.

Хозяин, между тем, поставил котел на место, прикрыв дымившую дыру, и наполнил его прозрачной водой Балыктык-хема. Вода закипела. Ага, пора вкладывать мясо и лапшу.

Опять? Сколько можно! Едва вода закипела, Алексей выплеснул котел на улицу. Это ж получается, что мы и не поедим сегодня. Хватит уж мыть котлы, варить пора! А что делать – монгол! Они, по слухам, настолько чистоплотны, что даже в гости ездят со своей плошкой, черт бы их побрал!

Вода закипела вновь и хозяин положил в котел кусок сливочного масла. Ну, вот. Наконец-то! Уж теперь-то точно продукты запустим.

Не тут-то было! Опять Алексей выплеснул жирную воду. Ну, это уж перебор! Перевод продукта! Такое нельзя позволять даже хозяину:

– Алексей, ты что делаешь? Зачем выбрасываешь масло?

– Ничего, ничего. Сейчас, чуть-чуть и маленько варить лагман будем. Чтобы котел железным запахом не дымился мало-мало.

Каким, к черту железом? Разве железо пахнет? И масло в состоянии перебить несуществующий запах? Ерунда все это!

Парни, с ошарашенным видом следили за манипуляциями хозяина. Когда я уже потерял терпение, Алексей, наконец-то, запустил продукты в котел. Он еще подкладывал в кипящую лапшу, соль, перец, какие-то корешки, травку, которые доставал из мешочков… Наконец:

– Готово. Сварился… садитесь.

Мы расселись на кошме, подвернув под себя (даже Коренев) ноги. Чтобы не обижать хозяина, достали свои миски и кружки. Лагман оказался прекрасным: настолько вкусным, что мы боялись проглотить собственный язык. Не зря все же он резал оленье мясо микроскопическими кусочками. Оно хорошо проварилось и таяло на языке, наполняя полость изысканным вкусом нежного мяса. Лапша наполняла юрту ароматом незнакомых трав и специй.

– Вку-у-с-но, – только и смог сказать Савин. – Это не «серево», что нам захвост скармливал.

Алексей, прежде чем сесть к столу, принес и поставил на середину… вот тебе и раз! Бутылку водки! Ну, это вообще, блаженство! Разлил водку в пиалы, и, опять же двумя руками, расставил перед каждым, не обнеся и свою жену!

– Ну, за знакомство, за благополучный… мало-мало конец вашей экспедиции. Здоровы будьте.

Пиалы мигом опустели, и все принялись есть вкуснейший лагман.

Вскоре Алексей с женой удалился, а мы продолжали есть, подливая себе лагман вновь и вновь. Неожиданно Гутов поднял свою пиалу, заглянул в неё. Вероятно, в ней осталось несколько капель водки. Он секунду подумал, посмотрел по сторонам и, взяв мою пиалку, вылил остаток себе. Также он поступил и с посудинами товарищей. Потом махнул рукой и опрокинул себе пиалу Алексея. В ней оказалось не несколько капель, как у меня, а довольно приличное количество водки. Я так думаю, он оставлял себе на второй заход. Не повезло! Набрав таким образом немного выпивки наш командир опрокинул её в рот. А что? Я его могу понять. Больше месяца мы не видели спиртного. Не принято у спелеологов брать в экспедицию водку, даже для профилактических целей. А сегодня, под такой замечательный ужин, да по случаю выхода в «населенку» – Гутова можно понять!

Вернулся Алексей (Куда он выходил? Непонятно.) уселся на свои ноги, придвинул к себе недоеденный лагман и поднял пиалу. Опрокинул в рот – пусто! Он недоуменно заглянул в неё, посмотрел по сторонам…

Гутов стыдливо потупил очи…

Господи! стыдно – то как! Готов сквозь землю провалиться! Извиняться? Или лучше уж промолчать?

Алексей, должно быть, понял наше состояние, секунду подумал, вышел из юрты и вскоре вернулся, держа в руках завернутую в тряпицу бутылку Варны. Молча, разлил по пиалам. Как мы благодарны ему за красноречивое молчание.

Выпили за окончание экспедиции…

* * *

Прошло полгода и Коренев, встретив меня как-то в спелеоклубе, отвел в сторону и, застенчиво откручивая пуговицу на моем пиджаке, сказал:

– Знаешь, Боб… Я тут, недавно, купил луку. Пару килограммов. Не пожалел денег. Сварил похлебку. Помнишь, Сангилен?! Захотелось вспомнить тяжелый поход, почувствовать дух нашего путешествия, сладость, аромат лукового супчика. Дерьмо! Жрать невозможно.

Ну, что я мог сказать? На голодный желудок и сапог варёный покажется деликатесом! Но, то, что горный лук помог нам в критический момент, выдернул нашу экспедицию из объятий Сангилена – это уж точно!

Писарева В.В.