Глава 8

Утром, едва рассвело, наш командир уже на ногах: с заинтересованным видом разглядывает в бинокль нависающую над нами скалу. Савин (Юрий сегодня кашевар) засыпает в котелок кружку вермишели – обычная норма.. Немного постоял, подумал и, оглянувшись, не видит ли завхоз, зачерпнул еще полкружки.

– Юрка! Не мышкуй! Сыпь назад, – Гутов, вроде смотревший совсем в другую сторону, замечает всё.

– Так ведь, командир… Кушать хочется! Что это кружка вермишели на четверых здоровых мужиков. Весь день в животе пустота.

– Продукт экономить надо. Мы ж все на себе тащим. Много не наберешь

– Впереди деревня. Там докупим жратвы. Как её название?

– Балыктык-Сомон…

– А-а-а… Да и я подстрелю кого…

– Сыпь в зад, кому сказано!

Савин нехотя выполняет приказ:

– А ну, подъем оглоеды! Блюда стынут,

А всех «блюдов-то» – котелок не очень густой вермишели с тушенкой, да котелок чаю.

Скальный прижим вот он, рядом. Юрий Савин задрал голову вверх и разглядывает верхнюю его часть.

«Н-да! Вброд на тот берег не перейдешь – глубока речёнка! Идти назад, в поисках переката или лезть в гору до хребта? Подождем, что скажет начальничек…» – Юрий думает чисто автоматически, а глазами непроизвольно оглядывает окрестности – не затаилась ли где дичь? Должно же быть здесь её много. Должно! И кабан и марал (вон Борька с Генкой видели задранного рысью), кеклики (сам видел, даже стрелял!), орлы весь день в небе (несъедобная, кстати, птица.) Но ведь и орлы чем-то питаются? Значит и заяц есть, должен быть!

Давно пора кого-то «завалить». Мужики уже сомневаются, охотник ли я? Или для имиджа ружье таскаю? Стыдно вечерами к костру пустым возвращаться.

– Парни, траверснем скалу, – изрек Гутов. – Во-о-о-н полочка, по ней и перейдем прижим.

– Конечно, конечно… Не лезть же с утра в бр-р-р, холоднючую воду. Опять яйца до вечера ломить будет.

– Да у тебя не от холода ломит…Завхоз, урежь-ка вечернюю пайку охотнику, может, ломить перестанет?

Вначале, полочка, как и положено, была довольно приличной, но, едва зашла за поворот, сделалась узенькой, а вскоре и выклинилась напрочь. И вот уже Савин стоит на крошечном уступчике прижавшись животом к отвесной скале. Тяжеленный рюкзак не дает поднять голову, чтобы осмотреть путь наверх, ибо вперед, чтобы траверсировать прижим, полочки нет. Все, кончилась! Отвесная скала без единой зацепки! А внизу… О! Внизу, там где Эрзин в повороте подрезал скалу и вымыл что-то вроде большого грота, в котором медленно вращается черно-синяя вода! И такая в ней глубина, таинственность, что глядя на нее становится жутковато.

Уж, ежели сорвешься и бульканешь в этот омут, да еще с рюкзаком и ружьем – надежд выплыть, практически, никаких!

А омут притягивает, шепчет, умоляет: «Да брось, ты все. Смотри как у меня красиво, безмятежно… Возьми, потрогай, почувствуй вечное наслаждение… Покой... Вкуси аквамариновую благодать! Испытай блаженство бесконечности. Стань частицей вселенной. Иди ко мне! Сделай один шаг, даже не шаг – шевельнись, и мы с тобой сольемся в объятиях. Готов? Ну, набери воздуха, и… ко мне!»

– Тьфу, блядь! – Юрий, вроде, вынырнул из сна, прогоняет манящий зов омута. – Парни, а полочка кончилась.

Группа не видит ни Савина, ни исчезнувшую, втянувшуюся в скалу полочку. Лишь уходящая вниз за поворот страховочная веревка связывает его с товарищами.

– Выше, вроде есть еще одна, только до нее скальным лазанием надо, с крючьями… Снимаю рюкзак, ружье – держите. Так на всякий случай.

Десяток метров свободного лазания, забивка скального крюка, навеска троллеи, вытягивание рюкзаков, страховка поднимающихся по веревке ребят, и… эта полочка тоже быстро кончилась. Опять вверх, опять привычная скальная работа…

Все выше, и выше, и выше…

Вот уже Эрзин далеко-далеко внизу поблескивает солнечными бликами, а экспедиция все возится с веревками, карабинами, крючьями и никак не может траверсировать на северо-восточный склон прижима.

Черт бы его побрал. Уже и кушать хочется, – а солнце жарит, хотя и не лето, но… склон южный, скала нагрелась, под штормовкой липкий пот насквозь пропитал Юрия. – Надо было по воде перебрести Эрзин. Не так жарко и душно. Хотя, конечно, обморозил бы хозяйство. Ему уже кажется, что действительно лучше было перебрести на тот берег. Мысли и рассуждения Савина неожиданно прервались: расщелина, карман за который он хотел подтянуться зашевелился.

«Не может быть! Ерунда какая-то! Не может, не имеет права скала шевелиться. Известняк – твердый, надежный камень! Как же я буду лезть, если скалы уже шевелятся? Показалось! Должно быть с голоду. Боб ни хрена не кормит, захвост хренов».

Вот тебе и на! Карман шевельнулся еще раз, и серо-черная змея, быстро-быстро двигая красным язычком, выползла из него и исчезла в соседней щели!

«Ни хрена себе! Я только хотел за этот карман подтянуться! Вот схватился бы… за змею!»

– Мужики! Здесь змея! Я за нее чуть не схватился!

– Какая? Гюрза?

– А хрен её знает! Я в них не разбираюсь.

– А еще охотник. Скинь ее в воду и всех делов.

«Шутники… Сами и скидывайте, если такие умные! – Юрий, пересиливая себя осторожно ощупал карман, – а ну как там еще одна?!! Ладно, раз, два, три – лезу!»

Через несколько минут (будешь по скале птицей лететь, когда повсюду змеи мерещятся) Савин вылез на неширокую площадку. Забил крюк, сбросил грузовую веревку.

Снизу дернули – надо вытягивать! Вместо рюкзака парни снизу прицепили штурмовую лесенку:

– Разбрось лесенку – мы мигом у тебя будем.

И, действительно, дело пошло гораздо быстрее: словно в пещере, парни один за другим поднялись на крошечную площадку к Савину.

Так потихоньку, помаленьку экспедиция лезла наверх, потом также неторопливо, набрасывая двойную веревку за камни, «дюльферила» по восточному склону скалы. Вот, наконец, и долина, тот же правый берег Эрзина, но уже за высоченным прижимом.

А время уже и к вечеру а еще не обедали.

– Ребята, за день работы мы прошли сто метров всего. Не-е-е, лучше уж брод в следующий раз, – Савин показал рукой на галечный берег за прижимом, где еще вчера горел наш костер.

– Да, парни. Конец августа – на скале жара, сопрел на х…, а на броде наоборот – вода обжигает. Холодом. Да и обжигает как раз то место, которое беречь надо, в тепле держать. А на курортах сейчас благодать, – тепло, загар, девки, пиво… На хрена я связался со спелеологией? – Савин в шутку упрекнул свое главное увлечение. – Да еще и змеи, скорпионы, фаланги всякие по скалам рыщут в поисках зазевавшихся спелеологов!

– А я ни за какие блага, ни за какие курорты не променяю пещеры, спелеологию, походы, поиски пещер, – серьезный Гутов не понял и не принял Юркиной шутки, – На Кавказе, после работы в пещерах в районе Гегского водопада, спустились к морю. Ну и что? Загорали, купались и уже через три дня потянуло в горы. А девки? Найдем! И здесь, в Сибири, найдем!

Одна извилина, и та в спелеологию уперта! Прямолинейный начальник, что с него возьмешь?

– Небольшой перекус всухомятку, и сегодня еще часа два–три светлого времени пройдем, – распорядился командир.

– Значит прошвырнемся, а там опять скала в воду уперлась, и снова вверх, в небо! А умный в гору – не дурак… – исковеркал поговорку Мартюшев.

Перекусили, не разжигая костра, не распаковывая рюкзаков, Юрий даже и не снимая ружья. И опять лес, река, заросли, кусты…

Действительно, словно завхоз в воду глядел, вскоре группа уперлась в новый скальный прижим, наверное не меньше оставшегося сзади.

– Что будем делать? – созвал «военный» совет начальник. – На скалу попрем, или…

– Или, конечно, или… умный же в гору… – гнул свое Мартюшев. Оба студента молчали.

– Тогда – брод, – подвел итог «совещания» командир. – Лезем в воду.

– Гутов, ты что? Уже вечер. Давай ночлег устраивать, завтра с утречка и переправимся.

– Боб – тебя утром палкой в воду не загонишь!

– Надо, так надо… – подвел итог Савин.

У него даже и не возникало мысли о какой-либо другой возможности продвижения – либо на скалу, либо в воду. О том, чтобы вернуться назад даже и не возникало мысли. Вперед, только вперед! И пусть даже не найдем пещер. Все равно – вперед! Словно группа, не сговариваясь, поставила себе задачу не только (и даже не столько) найти новые пещеры, а непременно преодолеть, пересечь, победить, потоптать ногами старое, замшелое нагорье! Бросить вызов и победить этот чертов Сангилен!

Гутов вырубил толстый шест. Компания без энтузиазма следила за ним.

– Ну, уж нет! Я дурак, чтобы ходить потом в мокрой одежде! – решил Юрий. Он разулся, снял брюки, запихнул все под клапан рюкзака и смело вошел в воду. Но, едва прошел по воде десяток метров – пулей выскочил назад:

– Ну его на х…! Вода словно иголками тычет. Не успела дойти до колен, а «хозяйство» уже отморозил. Да и ноги без триконей скользят по камням, поток с ног сбивает…Лучше уж потом мокрым похожу! – Савин обулся.

–Скоро вы там? – Гутов уже стоял у самого уреза воды.

Переобулись в трикони и выстроившись цепочкой вдоль течения, медленно, взяв друг друга под руки пошли. Гутов, что твой ледокол в караване, а уж мы в «затишке» за мощным командиром. Последний Коренев. Словно легкий паузок в караване таскает его течением.

Эрзин мощно и спокойно катится вниз. Уклон воды видно даже на глаз, но здесь не перекат и не порог, так что нет ни волн, ни завихрений. Ровное спокойное, но сильное течение. Река прозрачна. Видно каждый камушек на дне. Холодная вода, сразу затекла в трикони, словно ледяным обручем сковав ноги, но вскоре согрелась там и теперь уже холода почти не ощущалось: ну – сыро, неуютно и все. Вода поднималась все выше: вот уже по - щиколотку, по - колено, по - …

– Противно! Братцы – яйца холодные, мокрые и маленькие стали. Хрен их отыщешь теперь, чтобы почесать! – сказал Савин.

– Терпи казак! – подбодрил его командир.

– Ничего. Вечером на яичницу пустим… – пошутил завхоз.

– Мужики, меня сносит, ноги отрывает от дна, – изумленно-вопросительный вскрик Коренева.

– Как отрывает?

– Да, так и отры… – объяснение на полуслове застревает в его глотке: поток опрокидывает Коренева. Он, в последнем усилии, пытается удержаться за руку Савина, цепляется за его рюкзак.

– Держись, Генка! Держись! – кричит Гутов и останавливается, встав не боком, а грудью против течения. Мгновенно перед ним вспенивается вал бушующей воды, который достигает нашему командиру уже до пояса. Но Бориса не просто опрокинуть. Нам за его спиной становится легче: напор воды уже не такой стремительный, течение уже не валит с ног, лишь вымывает из-под триконей мелкие камешки. Впечатление, будто тебя медленно всасывает дно реки, и хочется скорее выбраться на берег.

Коренев успел-таки перевернуться на спину, но Юрий не отпускал его, тянул и тянул вперед. Вот уже за другую Генкину руку умудрился ухватиться завхоз и, объединенными усилиями, Коренев был поставлен на ноги. Вода с журчанием бежала «из всех его щелей», даже из рюкзака. Генка отхаркивался, отплевывался (успел-таки глотнуть воды!), мотал головой, пытался выдернуть руку у завхоза, чтобы протереть глаз.

– Гешка! Ты что натворил? Продукты в рюкзаке намокли! Что жрать будем? – возмутился завхоз.

– Да, кх-кх-кхм… Доска намокла, нет?

– Какая доска? – спросил Савин

– Е-Ие-кхм… Иеро-гли-фы.

– Нашел о чем думать…

– Кончай базар. Пошли. Немного осталось. Гешку забрать в середину, последним идет Юрка,– приказал Гутов.

В «затишке» за Борисом произвели перестроение и, вытянувшись линией, вновь двинулись.

– Быстрее надо, продукты чтоб не очень намокли, – гнул свое завхоз.

Все промолчали. Итак шли довольно быстро. Вода, обтекая группу звенела и урчала, заглушая слова. Так в молчании прошли десять метров, двадцать…

Неожиданно Савин почувствовал, что журчание воды изменилось, стало тише. Да и напор ослабел: «Выходим, что-ли? О, уже и яйца не ломит! Точно, мельче стало… Да и берег вон уже, близко… Рядом. Все можно расцепляться и бегом на прибрежную гальку…»

На берегу Юрий первым делом проверил ружье: не набралась ли вода (хотя нес его на шее – не должна бы) и переобулся (в сухих кедах приятнее). Мартюшев с Гутовым, едва ступили на берег, кинулись распаковывать Гешкин рюкзак. К счастью, продукты намокнуть не успели. Да и что там могло промокнуть – рис, немного крупы, да десяток банок тушенки… Сам же Генка, забыв обо всем, даже о продуктах, торопливо, дрожащими руками разматывал полиэтилен, освобождая доску. Ничего, нормально! Едва с одного края вода попала все же внутрь – уголок «иероглифной доски» был сыроват.

– Ничего, Генка. Не дрейфь – в костер положишь – просохнет, – пошутил Савин.

– Заодно и согреемся. От нее жар должен быть о-го-го! – поддержал его Мартюшев. Он уже успокоился – продукт не погиб, можно и шутить.

– Дураки вы, парни! Нашли чем шутить. Это история. Наша история, нашего Государства!

– Россия уже перешла на иероглифы? Отменили Кириллицу?

– Да не одна Россия. Разные народности в составе Союза…

Спорить с «историком» никто не стал. Быстро переоделись в сухую одежду, и тут же на берегу развели костер.