Безпомпезная севентия Николаю Оводову. 2009 г.

То было тогда – мы были моложе

Лет на полста и меньше, быть может

Кто годы измерит? если остались

Они неизменны в памяти нашей.

Как вспомнишь, так вздрогнешь,

Как опускались в пещерную пропасть,

На пеньковом канате со свечкой за ухом,

Чтоб не блукать, когда станешь на землю.

.

А там собирали огромные кости

Зубробизонов, так мы решили,

А это коровьи, потому что копыта

Еще не истлели, когда их подняли.

Все эти штуки мы побросали,

Когда один парень нам скромно поведал,

Что древние кости потверже, чем камень.

Если трухлявость их не достала.

Откуда он взялся , мы вовсе не знали

Но разом пртихли, когда он понягу

С огромным мешком, из домоткани

Закинул за спину, словно авоську.

Так было смешно, что сермягой назвали,

А он не обиделся, даже смеялся

И говорил, что давно так хотелось

Быть как Урсу посреди глухомани.

Потом порещили – назвать костоведом

И шибко жалели, что не был он раньше

Когда мосалыги охапкой сгребали

И сбросили в пропасть, чтоб не мешали.

Потом еще долго он в пропасти лазил

И тезку позвал, аж из Иркутска.

Летучих мышей тот ловил косяками

И кольцами метил – такая наука.

Но после пропал он – утопнул на сплаве

А жалко, веселый был парень.

Я помню как рок он пел в Ресторане

В Бездонной пещере, где мы повстречались

Мышиное дело не было забыто,

Оводов взял от него как в наследство

Полпуда колец, пока не разметил

Все без остатка лет за пятнадцать.

Вот это наука! Все восхищались.

И сторожем в Питер его пригласили.

Чтоб научился сохранять артефакты

Иначе не стать знаменитым ученым.

Он днем зарывался в библиотеках

А ночь коротал меж костей динозавров

От этого мысли в башке накопились

То было заметно, когда был без шапки.

Его заприметил Большой Археолог

Окладником звали, а был он пещерник.

Хоть часто не лазил, но очень любил он

Послушать рассказы про то, что там было.

Потом они вместе в пещерах искали

Древние кости разных животных

И увозили на большом вездеходе

Так, что в музеях было некуда ложить.

И столько статей Николай наваякал,

Что стал забывать, как в доме живется.

И не было в мире таких костоведов,

Кто бы не знал про евоны открытья.

Есть у него заповедное свойство

Все обращать в узнавание мира.

Вот в Алыгджере искали пещеру

И там я увидел, на что он способен.

В глухой Тофалари под самую зиму

Много медведей в то время бродило

И было опасно по лесу шататься

И выдали нам Арисаку- винтовку.

Она провалялась в тайге и прогнила,

Но метко стреляла, если умеешь

Ее зарядили пулеметным патроном

Без всякого страха пошли на разведку.

К вечеру вышли на горную реку

Чтобы дальше идти, нужна переправа

Горные реки не любят ласкаться

По ним не побродишь, задравши штанишки.

Чтобы подумать присели с устатку

Какие -то доски из глины торчали

Надо ж удача – старая лодка

Буд-то посылка нас дожидалась.

Глину стряхнули – целый корабль

Только на дне дырища с полметра

Нечего думать – фуфайкой заткнули

И понеслись по струе на тот берег.

Сейчас погляди – ничего не сменилось

Так же идем мы упорно в разведку

Наша защита – ружье-Арисака

Наше плавсредство – дырявая лодка.

Но мы идем, потому что познанье

Нас опьяняет словно вино

Юности нашей – святое призванье

В вечную молодость вознесено.

Игорь, здравствуй. Согласно договоренности, отправляю тебе две небольшие повестюшки – «Кошмарное воскресенье» и «Нагорье Сангилен». Вещи, можно сказать, полухудожественные. Кое-где в них присутствует вымысел. Если они подойдут вам для сборника 50-летия Красноярской спелеологии – буду безмерно рад. Значит еще и в старости послужу клубу.

Борис Мартюшев, Ростовская область